Выживший в авиакатастрофе ATR-72 тюменец - о том, как это было

15:11 01 апреля 2013

Версия для печати

С началом апреля с прошлого года у тюменцев связаны не самые приятные воспоминания. Утром 2 апреля в аэропорту «Рощино», едва взлетев, рухнул пассажирский самолет ATR-72. На борту вместе с членами экипажа находились 43 человека, погибли 33. Житель областной столицы Дмитрий Иванюта в тот день летел на конференцию в Сургут. Вместе с ним в северный город летели восемь коллег, для пятерых из них 2 апреля стало датой смерти, для остальных — рождения. Сам Дмитрий почти неделю считался погибшим.

Пять дней ада

«В больницы не поступал, в списках живых не числится, в списках погибших не числится», — эти слова в своем интернет-дневнике написала сестра Дмитрия Анастасия, когда парень уже нашелся. Тогда, чтобы пресечь все слухи, девушка подробно описала все происходившее с ее семьей те пять дней, пока Дима не значился в списках.

Живые были опознаны все, а в обгоревших телах, которые показывали родным, они никак не узнавали своего Димочку. Очень надеялись на тест ДНК, но он лишь больше запутал: ни одно из тел, внешне похожих на молодого парня, никакого отношения к семье не имело. На пятый день, в субботу, было решено на всякий случай проверить выживших. Все понимали, что шансов ничтожно мало, но на чудо надеялись: а вдруг среди живых? И тут — звонок...

«Что было дальше, я почти не помню, — пишет Анастасия в своем дневнике. — Помню, что мы бежали по лестнице так, что за нами выбегали работники этого здания. Помню, что при виде нас все родные и друзья выскочили из машины, и я, разведя руки и задыхаясь, кричала: «Жив, жив, жив!». А сама думала, нам — счастье, а кому-то горе такое, что невозможно выразить. Дальше мы вбежали в приемный покой. Следователь провел меня по коридору и сказал: «Это он». Скинув одежду и обувь, босая подойдя к брату в палате, я рыдала: «Димочка, Димочка, это Димочка».

Остановите самолет!

Всего этого Дима знать, конечно, не может. Из его памяти многие события просто стерлись — он до сих пор не помнит ни момента крушения, ни того, как он пытался назвать мамин номер телефона спасателям, но не смог вспомнить две последние цифры, как десять дней лежал в коме, как дежурили возле его постели родные...

— Дмитрий, скоро годовщина авиакатастрофы. Ты восстановился после нее?

— Можно сказать, что да. С ноября вышел на работу. Врачи вообще удивлены были, что так все быстро заживает и срастается.

— Повреждения серьезные были?

— Точно хотите знать? — улыбнулся Дмитрий. — Серьезные. Пять дней я был в собственной коме, пять — в искусственной, и у меня третья степень болевого шока — последняя. У меня были сломаны два ребра, пневмоторакс легкого, четыре перелома челюсти, плюс осколочные, нос сломан, скула выбита, орбита с левой стороны. Сломаны малая и большая берцовая кости на ногах. Два перелома таза. Ну и так — ссадины.

Месяца через три я уже начал на костылях ходить, потом и без них. (Замечу, что сейчас Дима сам водит машину — авт.) Похудел очень сильно — потерял килограммов тридцать. Недавно была пластика на глаз — он опущен был. До сих пор не чувствую подбородок — когда делали челюсть, удалили нерв. Теперь он двигается не так, я начал чуть-чуть шепелявить.

— Кто тебе рассказал о том, что тебя перепутали с другим парнем?

— В первый раз — медсестры. Но я в тот момент ничего не понимал. Из-за постоянных обезболивающих все воспринималось легко. Сейчас я, конечно, понимаю, что для моих родных это радость большая, а для родственников Кости (Константин Пейль, с ним перепутали Дмитрия — авт.) — горе. Тут винить-то на самом деле некого. Родственники парня ошиблись при опознании, но это немудрено. Я смотрел фотографии, мы с Костей одного телосложения на тот момент были, высокие, брови густые, да к тому же лицо было перебинтовано, распухшее.

В больницу меня привезли в его куртке, в кармане лежал паспорт. Спасатели накинули, чтоб не замерз, разбираться тогда было некогда.

— Когда ты осознал, что произошло?

— Это было недели через три, наверное. В конце апреля-начале мая. На улице уже зеленело все. Помню разговор с мамой. У меня в самолете было место 11 В, рядом со мной сидел Антон (Мартьянов — прим. авт.), у него — 11 С. Я помню, что спросил у мамы: как Антон? Она заплакала, обняла меня и сказала, что Антона больше нет.

Как сказали доктора, 21-й день был критическим. Я был сильно возбужден. Возле меня стояла врач, смотрела, а потом спросила: Дима, ты хочешь что-то сказать? Я помахал головой. Она: «Ну так скажи!». И я крикнул: «Остановите самолет!». После этого начал приходить в себя. Жизнь не отложишь на завтра.

— Снится катастрофа?

— Нет, не снится. Кошмары мучили в больнице. Снилось, что мне кого-то постоянно нужно было спасать. Я просыпался в холодном поту, меня трясло. Мама, когда в первый раз увидела это мое состояние, испугалась. Потом я отказался от обезболивающих, и кошмары прекратились.

Мы с мамой после анализировали, почему мне снились эти сны, и пришли к выводу, что мозг давал мне возможность спасать кого-то недаром. Понимаете, когда ты едешь на машине и попадаешь в аварию, ты можешь как-то контролировать ситуацию, она зависит по большому счету от тебя. А в самолете такой возможности нет, ты полностью зависим от обстоятельств. И когда я во сне спасал человека, перебарывал определенные обстоятельства, наверное, мне это давало облегчение.

— Часто говорят, что перед какими-то страшными событиями бывают предчувствия.

— Обычно я всегда просыпаю время, когда нужно вставать, ехать в аэропорт. Опаздываю. А здесь наоборот — рано встал. Как будто торопился туда...

— С какими мечтами, надеждами живешь сейчас?

— Ни с какими. Я после всего этого понял, что жизнь не нужно откладывать на завтра, ведь никто не знает, что случится.

Справка:

Дмитрий ИВАНЮТА родился 26 января 1987 года. Вместе с родителями жил в г. Губкинский (ЯНАО). Окончил ТюмГНГУ, факультет «Техническая кибернетика и информационные компьютерные технологии». Работает программистом в одной из нефтегазовых компаний региона.

Елена АТАЛЫКОВА